Данил Корецкий: «Наличие у населения оружия – это показатель доверия государства к населению»

 Данил Корецкий

Для большинства людей Данил Корецкий – известный писатель, автор киносценариев и детективных романов, изданных более чем 20-миллионным тиражом. Другим же он знаком как полковник МВД в отставке, ученый-криминалист, доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист России, автор сотен научных трудов, изучающий оружие и все, что с ним связано.

Корреспондент «Вооружен.ру» застала Данила Корецкого врасплох во время отдыха, однако он с удовольствием рассказал о вооруженной преступности, работе полиции и своем вкладе в учение о правовом режиме оружия.

– Данил Аркадьевич, вы почти 40 лет изучаете вооруженную преступность. Как за это время изменился характер преступлений?

– Поменялось практически все. Раньше вооруженная преступность занимала около двух тысячных процента от общей, а сейчас она достигает при разбоях порядка 40–42%, то есть произошло возрастание не в десятки или сотни раз, а в тысячи. В преступлениях используются совершенно другие образцы оружия.

Раньше это были старые, оставшиеся с войны пистолеты, к которым было два-три патрона, а чаще всего обрезы из охотничьих ружей. Сейчас же это качественное боевое, в том числе специальное высокоэффективное, оружие, поэтому и характер преступлений меняется.

Если раньше «медвежатнику» надо было учиться десятки лет, чтобы сейфы взламывать, то сейчас эта «профессия» вымерла, потому что можно взять автомат, зайти в офис или напасть на инкассаторов – людей убить, а деньги забрать. У преступников исчезло стремление минимизировать потери, цена человеческой жизни упала до катастрофически низкой отметки.

– Значит, за последние годы люди стали более жестокими?

– Люди стали более отмороженными, есть такой термин. Они не думают о последствиях, у них нет сдерживающих механизмов, отпали моральные ограничения. Для таких отморозков ограбить и даже убить – обычное дело. Раньше такого не было. Это связанно с изменениями в обществе, но уж никак не с наличием современного боевого оружия. Самое первое убийство произошло, когда огнестрельного оружия не было и в помине. Я специально изучал этот вопрос и сделал вывод, что Каин убил Авеля ножом.

– Больше десяти ваших предложений об оружии вошло в законодательство или подзаконные акты.

– Эти предложения я высказывал в научных трудах. Например, я написал статью «О правовом режиме оружия», этот термин тогда впервые прошел в печати. Она была опубликована в журнале «Правоведение» в 1982 году. Я ставил вопрос о том, что у нас вне правового режима находятся газовые пистолеты, мощное пневматическое оружие, которое в свое время даже стояло на вооружении некоторых армий. Нет регламентации электрошокового оружия. Не установлен правовой режим луков и арбалетов, которые зачастую мощнее, чем пистолет, и эффективнее по дистанции прицельного выстрела.

Потом все это было включено в закон «Об оружии». Я не уверен, что это следствие именно моих выступлений, потому что многие законодатели не читают, к сожалению, что написано до них по разрабатываемой проблеме. Это прискорбно: если бы читали, то могли бы многих ошибок избежать. Тот факт, что предложения вошли в закон, подтверждает лишь то, что высказанные мною мысли были актуальными и поэтому оказались востребованными.

Но я знаю и случай, когда известный ученый, входивший в группу, работающую над УК 1996 года, использовал мои изыскания в области газового и метательного оружия. В своей монографии «Криминальная армалогия» я привел таблицу, где указал, что именно предлагал, когда и где предложение опубликовано, когда оно и каким актом внедрено в закон или в практику.

– О криминальной армалогии – ведь это вы придумали и ввели в употребление такой термин?

– Термин по моей просьбе придумал доцент-филолог Л.М. Щетинин, а новое комплексное междисциплинарное учение о правовом режиме оружия действительно разработано мною на основании многолетнего изучения теоретического и практического материала. Я проанализировал использование в криминальных и контркриминальных целях газового, электрошокового, пневматического, огнестрельного бесствольного оружия, дал обзор судебной практики, рассмотрел вооруженную преступность и меры противодействия ей.

– Если полиция не может защитить всех, то граждане должны иметь право сами защитить себя. Это один из главных аргументов сторонников легализации оружия для самообороны. Вы как полковник МВД согласны с ним?

– Наличие у населения оружия – это в первую очередь показатель доверия государства к населению, и только во вторую – орудие охоты, спортивный инвентарь, объект коллекционирования, исторического и конструктивного изучения и, наконец, средство самозащиты. Последняя его функция в 1960–1980-е годы не была востребована. Ружья имели только охотники, обычным гражданам они были не нужны.

Но разгул преступности в лихие девяностые привел к тому, что число «охотников» возросло в десятки раз, хотя в поля и леса выходило прежнее количество. И государство позволило приобретать ружья для самообороны – вначале только фермерам, потом и всем желающим.

Но когда граждане вынуждены защищать сами себя, это уже ненормально: в цивилизованном обществе это функция государства. К тому же, чтобы оборона была эффективной, необходимо, чтобы каждый факт правомерной защиты получил адекватную правовую оценку: нападающий должен быть осужден, а защищающийся поощрен, как гражданин, выполнивший за государство важную общественно-полезную функцию.

К сожалению, сложившаяся судебная практика имеет совершенно противоположный вектор. Сейчас, если человека не искалечили и не убили, он защитился успешно, причем защитился эффективно, тяжело ранив или убив преступника, он становится жертвой судебного приговора. Это в корне неверно, и подобную практику необходимо менять.

– Различные СМИ регулярно публикуют сводки из полиции и всевозможные отчеты о деятельности МВД, в которых нас извещают, что с вооруженной преступностью идет активная и успешная борьба. Насколько можно верить такой статистике?

– Статистика у нас стала чудесным образом меняться с 2007 года. С этого времени стали снижаться практически все показатели общеуголовной преступности, в том числе и убийства, грабежи, разбои, кражи. Но криминологи обращают внимание на то, что объективных предпосылок для этого не имеется. Более того, наряду со снижением убийств наблюдается увеличение количества лиц, пропавших без вести, погибших от травм и отравлений. Понятно, что среди этих фактов и убийства спрятаны. Растет количество случаев, по которым нельзя дать заключение о причинах смерти.

Поэтому говорить о том, что эта благостная картина отражает действительное состояние, я бы не стал. Тем более что есть косвенные показатели, например растущее количество заявлений, которые каждый год подают граждане в органы внутренних дел, и снижающееся число возбужденных уголовных дел. Так вот, по статистике, вооруженная преступность действительно снижается. Однако наблюдается рост хищений оружия. Для чего его похищают и куда девают, остается загадкой.

– Вы считаете, что бороться с вооруженной преступностью гуманными методами неэффективно?

– Я согласен с формулой американских криминалистов, что риск совершаемого преступления должен превышать предполагаемую выгоду от самого преступления. А сейчас как? Украл 160 миллионов, а осудили на три года условно. Тех, кто считает, что это выгодный бизнес, эта гуманная борьба с преступностью устраивает, а я вспоминаю Советский Союз: украл десять тысяч рублей – можешь пойти под расстрел. Вот это другой подход к борьбе с преступностью, и думаю, что от него пользы было больше.

Наталья Луговая