Как менялся рынок оружия Одессы. Часть вторая: великое разоружение при Советах, кустари и тюремные «цеха»
Как менялся рынок оружия Одессы. Часть вторая: великое разоружение при Советах, кустари и тюремные «цеха»
Право гражданина на оборону в контексте свободного владения огнестрельным оружием последнее время активно обсуждается в Украине. 27 октября в Киево-Могилянской академии состоится открытое заседание рабочей группы Конституционной Комиссии по правам человека, которое будет полностью посвящено рассмотрению изменений в Конституцию.
В свою очередь, предлагаем вашему вниманию вторую часть исследования Александра Сибирцева об особенностях оборота оружия в Одессе за последние сто лет.
Первую часть можно почитать здесь.
После неудавшейся революции 1905 года силовикам и их противникам стало очевидно, что в условиях городских боев вооруженные стволами «гражданских» и «полицейских» моделей борцы с режимом сильно проигрывают полицейским и военным, у которых имеются нарезные винтовки и пулеметы. Револьверы, пистолеты и охотничьи гладкоствольные ружья годятся лишь для самозащиты, охоты, а также для индивидуального террора и «эксов» — грабежей.
Соответственно, особое внимание охранки, жандармов и полиции было обращено на оружие, которое действительно опасно и может причинить серьезный ущерб — винтовки, карабины, дальнобойные револьверы и пистолеты военных образцов, изначально созданные для армии. С 1906 года власти продолжили закручивать гайки, ужесточая правила торговли оружием в империи, а также усилили контроль границ. Но контрабанда стволов военных образцов в Россию не прекращалась вплоть до 1917 года.
Известный советский фильм «Опасные гастроли» с участием Владимира Высоцкого изначально задумывался как лента о черном рынке орудий убийства. Сценарий писался по воспоминаниям первой женщины-министра в истории Александры Коллонтай. В своих дневниках старая большевичка вспоминала, как вместе с будущим советским полпредом (послом) в Великобритании и наркомом иностранных дел Максимом Литвиновым нелегально завозила в Россию под видом театральных принадлежностей оружие для боевиков.
К сожалению, чиновники из Госкино СССР брежневской поры категорически воспротивились – по их мнению, большевики не могли провозить нелегально оружие через границу, а фильм об этом будет «идеологически вредным». Поэтому стволы в фильме были заменены на листовки и газеты «Искра».
Как мы уже писали, свободная продажа оружия вовсе не мешала существованию в Российской империи нелегального рынка огнестрела. Чаще всего в оборот попадало оружие из партий, ввезенных нелегально революционерами всех мастей – «созидатели светлого будущего» вовсе не были идеалистами и не забывали думать о собственных карманах. Например, легендарный финансист российских марксистов, сын одесского докера Александр Парвус после революции 1905 года стал миллионером – гигантскую прибыль ему принесла именно контрабанда оружия в Россию. Соратники по партии неоднократно подозревали Парвуса в том, что огромное количество смертоносных изделий он продал «налево», а деньги присвоил. Но ничего не могли поделать – Парвус напрямую контактировал с зарубежными оружейными «баронами», вроде уже упоминавшегося Василия Захароффа, и был тем самым винтиком, без которого бесперебойные поставки стволов боевикам могли прекратиться.
Слева направо: Парвус, Троцкий и Дейч
Все попытки хоть как-то проконтролировать продажу оружия в империи были обречены на провал – правоведы и общественное мнение того времени воспринимали законодательные запреты как посягательство на свободу личности. Что характерно, проклятый царизм прислушивался! Даже те ограничения, которые удалось ввести, особо не стесняли торговцев.
В центральных губерниях империи, где ввели во время революции «особое положение», приобрести серьезный ствол – нарезную винтовку или крупнокалиберный пистолет/револьвер — можно было только по личному разрешению градоначальника или губернатора. Одесса, будучи четвертым по значимости городом государства после Питера, Москвы и Варшавы, тоже относилась к таковым.
Торговцы оружием, в свою очередь, обязаны были отсылать властям ежегодные отчеты по количеству проданного оружия, прилагая оригиналы разрешений. Однако документы эти носили формальный характер – приказчики оружейных лавок не заносили в тетради номера проданных револьверов и ружей, отмечая лишь их модели. А реализованные боеприпасы и вовсе считали «на глазок», не предоставляя по ним никакой отчетности. Некоторые покупатели умудрялись приобретать оружие лишь по разрешениям, выданным в полицейских участках, без подписи губернатора. Кстати, за бумагу, позволяющую купить оружие, нужно было заплатить два рубля пятьдесят копеек гербового сбора. Сейчас это примерно 250-300 грн.
Не в последнюю очередь благодаря фактическому отсутствию контроля над продажей оружия со стороны государства, в южных и восточных губерниях перед октябрьским переворотом 1917 года орудовали банды разбойников всех мастей. На Урале свирепствовал со своей шайкой легендарный революционер и гангстер Александр Лбов по кличке Длинный. Кстати, бандит предпочитал всем системам Маузер, который, как выяснилось уже после казни преступника, ему разрешила купить полиция. На Кавказе беспредельничали абреки. А под Одессой, в Бессарабии, грабила помещиков и коммивояжеров банда Григория Котовского, который называл себя «адским атаманом». Любимым оружием налетчиков Котовского были револьверы Нагана офицерского образца, купленные на черном рынке.
Но не стоит думать, что тогдашние бандюки заправляли всем, подобно своим «коллегам» из 1990-х. Большинство из них опасались нападать на крупные поместья и магазины – можно было наткнуться на встречный огонь: револьверы и пистолеты были у многих. Единственным козырем бандитов была внезапность и дерзость нападения — зачастую жертвы грабежей просто не успевали воспользоваться своими стволами.
Как бы то ни было, благодаря умелым действиям полиции, все мало-мальски крупные дореволюционные ОПГ в конце концов ликвидировали. Лишь отдельным уголовникам, вроде Котовского, удалось избежать «столыпинского галстука» — виселицы: вплоть до 1917 года в России действовали военно-полевые трибуналы, которые споро и без особых трудов отправляли в страну вечной охоты не только террористов из «революционных» шаек, но и обычных «безыдейных» уголовников. Что характерно, вооруженные до зубов бандиты, как правило, при задержании не оказывали особо серьезного сопротивления полиции, предпочитая бежать, выбрасывая по пути стволы.
Революция и гражданская
Настоящий бандитский беспредел настал после низвержения относительно терпимого к оружию царизма и приходом к власти революционеров, которые первым делом начали разоружать население.
В феврале 1917 года Одесса оказалась буквально нафаршированной оружием, и вовсе не гражданского образца. Здесь располагались несколько стрелковых подразделений со складами стволов и боеприпасов, штаб военного округа. С развалившегося фронта на одесский железнодорожный вокзал толпами поступали мобилизованные со всей губернии, мужики с единственным «имуществом» — винтовками, револьверами и бомбами (гранатами). Понятно, что вооруженные наганами и саблями малочисленные одесские полицейские оказались самым слабым звеном в тогдашнем политическом раскладе. Уже к октябрю 1917 года Одессу охватила анархия и безвластие. Правоохранители просто не могли сдерживать многочисленные вооруженные группировки — дружины «самообороны», отряды всевозможных «советов», которых насчитывалось в Одессе более десятка, и мимикрирующие под «борцов» шайки уголовников.
Уже к октябрю 1917 года Одессу охватила анархия и безвластие.
Летом 1917 года в Одессе «временно» закрылись городские охотничьи магазины, а с прилавков универсальных магазинов было убрано оружие – от греха подальше. Однако на ситуацию это никак не повлияло. У тех, кому было нужно, оружие имелось уже давно. А те, кто хотел вооружиться, мог свободно приобрести винтовку или револьвер на одесских «толкучках», в которые превратились рынки. Трехлинейку Мосина со штыком без особых трудов можно было купить за 80-100 рублей, обрезы той же мосинки шли по 30–40 рублей, наганы оголодавшие фронтовики толкали за 50-70 рублей, а гранаты и вовсе — за 10–20. Кроме того, желающие заполучить ствол могли записаться в «народную милицию» или отряд районной самообороны — в этих организациях вооружали бесплатно. Многие после выдачи оружия тут же с ним бесследно исчезали. Учет выданных винтовок и револьверов велся в школьных тетрадках, порой даже без указания домашних адресов «милиционеров» и членов «дружин».
С 1917 по 1920 год Одесса пережила настоящий калейдоскоп смены властей, порой в городе одновременно присутствовали военнослужащие нескольких государств, а чтобы попасть из района в район, нужно было проходить через «внутренние» таможни и пограничников! Все «одесские» власти того времени объединяла лишь одна общая черта – неспособность ликвидировать анархию. Почти все – от красного «диктатора» Муравьева до белого Гришина-Алмазова — делали попытки изъять «лишнее» оружие у населения и навести хоть какой-то порядок на улицах. Однако всякий раз они натыкались на ожесточенное сопротивление одесских преступных групп.
Никакие, даже самые жестокие меры, вроде расстрелов, не давали эффекта – насилие на улицах продолжалось всю Гражданскую. Иван Бунин в книге «Окаянные дни» описывает дикий разгул неких буянов, которые выезжая в центр города, начинали беспорядочную стрельбу по гуляющей публике из револьверов и пистолетов. Это было нормой!
Все «одесские» власти того времени объединяла лишь одна общая черта – неспособность ликвидировать анархию.
Подкидывали оружие в горячую топку одесского уличного беспредела и интервенты. Пробыв в Одессе несколько месяцев, иностранные солдаты, которые особо не понимали, что они тут делают, частенько заражались здешней анархией и дезертировали, первым делом сбывая оружие торговцам. Не отставали и каптенармусы интервентов, развернувшие широкую торговлю вверенным им имуществом. В результате арсеналы шаек весьма пополнились самым разнообразным добром — от японских винтовок системы Арисака до пулеметов Льюиса, которые особенно ценились за компактность.
Установить относительный контроль за оборотом оружия удалось лишь большевикам в 1920 году. Они же положили конец всемогущему мафиозному клану Мишки Япончика, хитро заманив его в свои ряды, а затем расстреляв вместе с полком «босяков» под Одессой. Начинались времена большевистской «охоты за стволами». После 1920 года новой власти удалось разоружить почти все бандитские шайки Города. О том, сколько оружия было в руках населения, говорит лишь одна из многих сводок ВЧК за 1921 год. В донесении столичному начальству отмечается, что в ходе боев с бандитами под Одессой было изъято пять артиллерийских орудий, 266 пулеметов, 3662 винтовки, 360 револьверов, 328 шашек, 256 бомб (гранат) и 356 тачанок.
Установить относительный контроль за оборотом оружия удалось лишь большевикам в 1920 году. Установить относительный контроль за оборотом оружия удалось лишь большевикам в 1920 году. Установить относительный контроль за оборотом оружия удалось лишь большевикам в 1920 году. Установить относительный контроль за оборотом оружия удалось лишь большевикам в 1920 году.
Были объявлены месячники добровольной сдачи оружия. Только за тот же 1921 год одесситы и жители области «подарили» властям 177 пулеметов, 8898 винтовок, 392 револьвера, 670 шашек, 169 гранат! В ходе обысков чекисты обнаружили еще пять пушек, 664 пулемета, 4412 винтовок, 2719 револьверов, 1307 шашек, 291 бомбу, а также полтора миллиона патронов различных калибров! Все изъятое, по обычаям тех лет, не отправляли на утилизацию, а добросовестно ремонтировали и смазывали, после чего оно отправлялось на склады. Кстати, спустя многие годы этому оружию еще довелось пострелять – часть его раздали ополченцам во время обороны Одессы в 1941 году, другую часть продали за рубеж уже после 1991 года (кое-что, само собой, попало в руки криминальных элементов и «всплывает» периодически до сих пор).
Но полностью разоружить население большевики сразу не смогли. Пришлось изымать стволы в несколько этапов.
Большое разоружение
22 ноября 1917 года был издан декрет о ревтрибуналах, а 13 июня 1918 года – декрет о введении смертной казни. Однако касались эти акты лишь классовых врагов. Власть заботилась лишь о том, чтобы оружие хранилось у «кого надо». Сам факт обладания населением средствами защиты и нападения советскую власть на первых порах особо не волновало. Главным условием было отсутствие у владельца «темного буржуйского» либо «дворянско-офицерского» прошлого.
При этом найденное у «врагов» оружие усугубляло их вину, поэтому после 1917 года граждане «неправильного» происхождения начали прятать оружие куда подальше. Его до сих пор находят на чердаках одесских домов.
Полный запрет на владение огнестрельным оружием в СССР ввели лишь в 1926 году. Впрочем, как и сейчас, наказание за это было весьма мягким — полгода исправительных работ или штраф в тысячу рублей с конфискацией ствола.
Разрешения на хранение и ношение оружие выдавались в местных отделениях милиции, и в целом разрешительная система копировала царскую. Единственная разница заключалась в том, что нарезной короткоствол перестал свободно продаваться в магазинах, так что владение им превратилось в привилегию советских военных, милиционеров и партийных работников. Зато охотничье оружие можно было купить без проблем, лишь предъявив билет Союза охотников. Интересно, что вплоть до Второй мировой войны такого рода изделия продавались не только в государственном магазине, расположенном в «круглом» доме на Греческой площади, но и в нескольких кооперативных лавках. Причем к категории «охотничьих» относились не только гладкоствольные ружья, но и мелкокалиберные нарезные винтовки – их продавали без разрешения милиции.
Разрешения на хранение и ношение оружие выдавались в местных отделениях милиции, и в целом разрешительная система копировала царскую.
Во времена НЭПа как в Одессе, так и в целом по стране личное оружие оставалось практически у всех, кто побывал на Гражданской. «Совслужащие» даже небольших рангов хранили в тумбочках наганы, кольты и браунинги, особо не задумываясь, законно это или нет. Отношение властей к подобным явлениям было терпимым, если не сказать халатным. Например, Евгений Катаев-Петров, соавтор «12 стульев» и «Золотого теленка», в 1923 году уволился из одесской милиции, прихватив с собой в Москву штатный револьвер. Лишь через пару месяцев, уже устроившись на работу в газету, будущий писатель вспомнил о стволе и сдал его в московскую милицию.
«Забытое» с войны оружие порой стреляло. И не только в руках уголовников. В 1924 году в редакции одесской газеты «Рабочая жизнь» репортер Лев Рудин-Блюмкин, родной брат авантюриста и агента ВЧК-ГПУ Якова Блюмкина, застрелил из личного револьвера своего коллегу Юлия Саховалера – конфликт между журналистами разгорелся из-за очереди к единственной пишущей машинке…
Совслужащие и партработники среднего и высшего рангов щеголяли френчами, перепоясанными портупеями с кобурами с маузерами и наганами. Такие аксессуары были в русле тогдашней моды и считались делом вполне заурядным. Оружейная мода, как и любая другая мода, имела свои «тренды». Например, модный в 1920-е годы маузер сменился созданным в 30-е миниатюрным пистолетом Коровина. Чем выше был рангом советский или партийный начальник, тем меньшими были габариты ствола у него на поясе или в ящике рабочего стола.
Совслужащие и партработники среднего и высшего рангов щеголяли френчами, перепоясанными портупеями с кобурами с маузерами и наганами.
Несколько иначе обстояло дело в сельской местности. Крестьяне по всей стране далеко не с восторгом приняли сначала продразверстку, а затем коллективизацию. Одесские села в большинстве своем относились к категории зажиточных, а в глазах новой власти — «кулацких». Особо это касалось немецких поселений. Бунты и восстания вспыхивали регулярно, на их подавление отправляли армию, а в «мирное» время все руководящие работники провинции – от рядовых инструкторов губкома до председателей колхозов — ходили с казенными пистолетами и револьверами.
При Сталине советская власть еще раз закрутила гайки и потихоньку начала изымать «излишки» оружия у населения. По Уголовному кодексу образца 1935 года, за незаконное владение огнестрелом можно было уехать в места не столь отдаленные на целых пять лет. Впервые за всю историю отечественного оружейного законодательства запретили владение холодным оружием. В эту категорию тогда попали сабли, шашки и традиционное криминальное оружие – финские ножи. Запретили и кастеты – до этого эти «утяжелители» для драк считались безобидными средствами самообороны.
Поводом для начала «охоты за стволами» в СССР стало убийство видного функционера Сергея Кирова, которого застрелил из револьвера мелкий партиец Сергей Николаев. В стране начинался Большой Террор.
К 1937-му за револьвер или саблю, хранившиеся еще со времен Гражданской, можно было получить уже 10 лет без права переписки (то есть, расстрел, — Ред.) в качестве «японского шпиона» или «троцкиста–террориста».
«В нашей семье хранился великолепный револьвер Кольта, оставшийся в наследство от деда, — рассказывал мой отец. — Дед был комиссаром Красной Армии, был расстрелян белочехами в Сибири, когда пошел к ним как переговорщик. А его оружие передали моей бабушке сослуживцы погибшего деда, на память. Кольт был исправный, с гравировкой и великолепной ручкой из кости. Но в 1941-м мать выбросила его в выгребную яму. Тогда арестовали соседа…»
Следующий этап борьбы государства с бесконтрольным оружием начался после победы над нацистами. Известный телесериал «Ликвидация» — как раз об этом периоде. Послевоенная Одесса в очередной раз оказалась наводнена оружием, причем самым современным, автоматическим. Часть его была «позабыта» во время бегства советских войск – город и остававшиеся в ней подразделения Красной армии командование фактически бросило на произвол судьбы. Еще несколько сотен стволов различных марок – от винтовок до пистолетов и гранат — были заранее припрятаны в катакомбах для партизан. Но оставленные в Одессе диверсанты из НКВД так и не смогли развернуться в полную силу, и уже к 1943 году большинство тайников раскрыла румынская контрразведка.
Но были и такие схроны, которые не нашли ни оккупанты, ни освободившие город в 1945 году советские войска. Оружие из них досталось бандитам, как и множество трофейных немецких МП-40 («шмайссеров»).
О количестве боеприпасов, оставшихся после войны в Одессе, можно судить например по тому факту, что при румынской оккупации патроны заменяли мелкую разменную монету на городских рынках.
Конечно, ликвидация уличной преступности и изъятие оружия после войны происходило вовсе не так, как снято в сериале Урсуляка. По рассказам бывших оперов одесского угрозыска, никаких «ликвидационных» групп офицеров, никаких эскадронов смерти на улицах Одессы не было. И быть не могло. Маршал Жуков не обладал полномочиями вмешиваться в дела милиции и МГБ. На самом деле, опальный полководец лишь приказал ввести усиленные армейские патрули в городе – в 1946-47 годах участились случаи нападения на офицеров и солдат, а также краж их личного оружия. Также была усилена охрана на складах округа.
Нужно заметить, что задачу разоружения послевоенной Одессы и ликвидации преступности городские чекисты решили достаточно быстро и решительно – тогда суды и прокуроры, как правило, соглашались с выводами и доказательствами следствия. Интересно, что изъятие оружия даже в те суровые годы не касалось охотничьего и мелкокалиберного нарезного оружия. «Мелкашка» в руках 16-летнего подростка не казалась властям чем-то предосудительным. Даже в новой редакции УК 1957 года мера наказания за «изготовление, хранение, покупку и сбыт» оружия осталась прежней – до пяти лет лишения свободы.
Лишь в 1960-м году в новом Кодексе санкцию ужесточили. Теперь за подобный проступок виновный рисковал получить от двух до семи лет лишения свободы (ст. 222). За хранение и ношение холодного оружия – финок и кинжалов — срок давали поменьше, до пяти лет лагерей. Запреты коснулись и партийных работников – областные подразделения КГБ настоятельно «советовали» всем совслужащим сдать личное и даже наградное оружие на «хранение» в спецсклады. В итоге оружие осталось лишь у военных, милиции, КГБ и…геологов с промысловиками пушнины. Гладкоствол отныне продавался только по охотничьим билетам центральных организаций.
Но свято место пусто не бывает. Острый дефицит оружия породил новое явление — кустарное изготовление стволов и клинков. Даже школьники прекрасно знали немудреную технологию создания самострела из обычной водопроводной трубы. Вместо пороха туда закладывали серные головки от спичек, а пулей служили обычные болты и винтики. Таким самострелом можно было запросто застрелить человека. Самые продвинутые дворовые «мастера» добывали порох, варили и точили стволы, изготавливая вполне добротные стволы. Это оружие часто стреляло в мальчишеских разборках и драках. Многие арестанты получили свои первые срока в СССР именно за изготовление и применение таких «карамультуков»…
Острый дефицит оружия породил новое явление — кустарное изготовление стволов и клинков.
Не отставали и взрослые. В хрущевско-брежневские времена почти треть мужского населения страны имела лагерное «образование», уголовная культура стала доминировать над другими ценностями. Разборки и «терки» между «хуторами», как называли во второй половине прошлого века одесские микрорайоны, стали обычным делом. В них частенько применялось оружие, как холодное, так и огнестрельное,
Кустарей было множество, в том числе в тюрьмах и лагерях. Тюремный персонал за взятки и подношения закрывал на это глаза, а зоновские умельцы умудрялись мастерить самодельные пистолеты даже по заказу бандитов–«мокрушников». Как правило, их «затачивали» под патроны, которые можно было достать на черном рынке или приобрести легально в охотничьих магазинах. Самыми популярными калибрами «самострелов» были 7,62 мм (револьвер Нагана, пистолет ТТ и автоматы ППШ), 9 мм (пистолет Макарова) и 5,6 мм, он же .22 LR (малокалиберные винтовки и спортивные пистолеты Марголина, которые были в любом тире ДОСААФ).
Тюремный персонал за взятки и подношения закрывал на это глаза, а зоновские умельцы умудрялись мастерить самодельные пистолеты даже по заказу бандитов–«мокрушников».
Чаще всего изделия кустарей были низкого качества и годились лишь для одноразового использования. Причина тому – отсутствие нужного оборудования и материалов, а также нехватка специальных знаний. Однако были и такие произведения искусства, которые по качеству превосходили некоторые образцы промышленного советского оружия.
Иные «самоделкины» делали даже пистолеты-пулеметы, копии УЗИ и ППС. Для доморощенных уголовных «спецназеров» штучно производились и стреляющие портсигары. А стреляющие ручки под «мелкашный» патрон собирали вообще «на коленке». В 1990-е годы производство стреляющих ручек было поставлено подпольными гражданскими и тюремными «производствами» на поток, опера изымали такие изделия сотнями.
Оружие, изготовленное бандой Толстопятовых (действовала в 1968-1973 годах)
Иногда кустари переделывали под распространенный калибр и историческое оружие, во множестве добываемое на полях прошедшей войны. Не чуралось переделками исторического оружия и государство – из-за дефицита охотничьего оружия гладкостволом становились нарезные винтовки системы Бердана, которые были на вооружении российской армии в конце XIX века. Такое оружие получило название «фроловки» — по имени оружейного мастера Петра Фролова, который предложил переделывать устаревшее оружие из арсеналов.
Впрочем, новое ужесточение антиоружейного законодательства было связано не с ростом преступности, а с серией антисоветских бунтов, прокатившихся при Хрущеве по стране. Бунтовал самый лояльный и «государствообразующий» класс – пролетариат. Волнения происходили от Новочеркасска до Одессы – войну вроде как выиграли, но экономическая ситуация в стране была тяжелой, не хватало элементарного, от хлеба до мяса. Кстати, как в Новочеркасске, так и в Одессе, для усмирения народных выступлений пришлось применять войска. Нестабильная ситуация и недовольство населения коснулись и небожителей – руководства партии и правительства. Например, в начале 1960-х дорогой Никита Сергеевич едва не стал жертвой покушения в Симферополе – в него несколько раз выстрелил руководитель местной милиции, разъяренный, по легенде, тайной связью Хрущева со своей дочерью. В 1969 году на волоске от смерти побывал и Леонид Ильич Брежнев – в него стрелял младший лейтенант Виктор Ильин. В 1980 году прямо у себя на даче был убит из той самой «легальной» мелкашки председатель Совета Министров Киргизской ССР Султан Ибраимов.
Бандитский пистолет-кастет
В середине 1970-х даже у милиционеров начали отбирать оружие, теперь штатные ПМы хранились исключительно в оружейной комнате, а для получения оружия нужно было писать заявление, заполнять бланки и тетради учета. Мелкокалиберные винтовки и гладкоствольные охотничьи ружья можно было получить только с разрешения милиции. Мелкашки теперь закупали лишь спортивные общества и промысловики пушнины. Обычным смертным запрещалось владеть мелкокалиберными винтовками даже для охоты.
Запреты коснулись учебного и антикварного, музейного оружия – множество уникальных стволов в музеях и частных собраниях рассверлили и продырявили, на языке МВД «деактивировали»…
23 июля 1975 года вышло постановление Совета министров СССР, согласно которому в милиции вводились специальные «разрешительные» отделы. Разрешители отныне сидели даже в районных отделах, эксперты МВД получили подробные инструкции, что можно считать оружием, а что нельзя. Впрочем, по этим нормативам опытный эксперт мог признать оружием даже рогатку только на том основании, что ею могут быть причинены «повреждения средней тяжести». В 1987 году разрешителям «спустили» сверху единую «Инструкцию о порядке приобретения, перевозки, хранения, учета и использования огнестрельного оружия, боевых припасов к нему, изготовления холодного клинкового оружия, открытия стрелковых тиров, стрельбищ, стрелково-охотничьих стендов, оружейно-ремонтных мастерских, торговли огнестрельным оружием, боевыми припасами к нему и охотничьими ножами». Этот драконовский документ был отменен только после того, как Украина обрела независимость. Но это уже другая история…
Автор: Александр Сибирцев
МП- 40 и Шмайссер это совершенно разные стволы , однако .
Так то оно так, но овальный штемпель снизу на МП-попадался (MP 40 Schmeisser Maschinenpistole 9mm). С ним, однако, связана одна из версий о происхождении обозначения «Шмайссер» — от имевшегося на MP 41 клейма М. Р.41, Patent Schmeisser C.G.Haenel, Suhl (см. фото) — которое впоследствии было некритично распространено и на остальные разновидности системы, — даже на MP 38 и MP 40, к созданию которых конструктор Х. Шмайссер прямого отношения не имел. На самом деле ему принадлежал лишь патент на магазин
Согласен , а также и расположение магазина - горизонтальное .
Пожалуйста, залогиньтесь что бы иметь возможность комментировать